Новые публикации

Петр Попков (слева) как представитель Ленинграда принимает от Михаила Калинина орден Ленина

«Ленинградское дело» в 1949–1950 годах катком проехалось по тем, кого еще недавно советская пропаганда воспевала как героев, отстоявших «колыбель революции» от фашистов.

Главным его фигурантом был Алексей Кузнецов, которого Сталин одно время прочил себе в преемники как лидера партии. Фигурантом №2 был Николай Вознесенский – заместитель вождя по Совету министров. Но начали «ленинградское дело» раскручивать с Петра Попкова…

Петр Сергеевич Попков родился 23 января 1903 года в селе Колитеве Небыловского района Владимирской губернии. Отец его всю жизнь работал маляром, мать занималась домашним хозяйством. В семье было десять человек, жили бедно, а потому уже в девять лет мальчик забросил приходскую школу и начал батрачить на соседей. В ноябре 1915 года он приехал во Владимир и устроился работать в частную пекарню Чирикова. После Февральской революции Попков стал учеником столяра и, получив соответствующую специальность, работал на заводе «Красный строитель», где в 1925 года вступил в партию. Тогда же он возглавил волостной комитет комсомола и одновременно начал обучаться на рабфаке.

Однако из-за болезни отца материальное положение семьи резко ухудшилось. Чтобы помочь родным, Попков вернулся к работе столяра и лишь в 1928 году сумел поступить на рабфак при Ленинградском педагогическом институте им. Герцена. Оттуда он перевелся в Ленинградский институт инженеров коммунального хозяйства (ЛИИКС), где вновь начал продвигаться по партийной линии. В течение последующих восьми лет Попков последовательно занимал должности секретаря факультетской партячейки, председателя профкома института, члена парткома. После получения диплома он сразу же стал заведующим научно-исследовательским отделом ЛИИКС.

В ноябре 1937 года Петр Сергеевич был избран председателем Ленинского райсовета Ленинграда. Кадровый голод, последовавший за ежовскими чистками, способствовал тому, что и эта ступенька в карьере оказалась не последней. Менее чем через год он начал работать первым заместителем председателя Ленсовета, а в феврале 1939-го сменил переведенного в Москву Алексея Косыгина в должности председателя Ленсовета.

Предшественник Попкова на посту председателя Ленсовета Алексей Косыгин

В неофициальной иерархии ленинградской власти этот пост считался третьим по значению (после первого секретаря обкома и горкома Андрея Жданова и второго секретаря обкома и горкома Алексея Кузнецова), однако формально (да и по существу) именно на Попкове лежала вся ответственность за состояние и нормальное функционирование городского хозяйства.

После начала войны исполком Ленсовета был подчинен Военному совету Ленинградского фронта. Одновременно для принятия оперативных решений из состава исполкома была выделена четверка – сам Попков, его заместитель П. М. Мотылев, Н. А. Манаков, И. А. Андриенко.

Одной из важнейших задач, с которыми Петру Сергеевичу пришлось столкнуться в новой обстановке, стала проблема эвакуации населения и промышленного оборудования.

Эвакуацией жителей занимался специально созданный при Ленсовете отдел. До 11 августа из города было отправлено около 467 648 человек. Кроме того, принудительно были выселены в Сибирь и Среднюю Азию потенциальные «сторонники врага», к числу которых автоматически были отнесены почти все местные жители финского и немецкого происхождения. Однако массовый отток населения из Ленинграда и области с избытком компенсировался притоком беженцев из Прибалтики и оккупированных областей РСФСР.

Что касается материальных ценностей, то их эвакуировали главным образом в Свердловск, Челябинск, Барнаул, Горький.

Всего же к началу сентября 1941 года из Ленинграда было вывезено около 636 тысяч человек, оборудование шести промышленных предприятий, значительная часть фондов Эрмитажа, Русского музея и т. п.

После того как кольцо блокады вокруг города сомкнулось, на первый план вышли вопросы продовольственного снабжения. Подвозить продукты теперь можно было только двумя способами: либо самолетами, либо на судах по Ладожскому озеру. Авиамост даже в десятой степени не мог покрыть потребностей двухмиллионного города, что же касается водного пути, то бурные воды Ладоги почти не использовались для судоходства. Еще при Петре Iвдоль побережья озера были прорыты обводные каналы, по которым суда и попадали в Неву. При этом ни на западном, ни на восточном берегах Ладоги практически не существовало пристаней и портовых сооружений. И все же, несмотря на все трудности, 12 сентября 1941 года в бухту Осиновец прибыли первые две баржи с зерном. Началась навигация по трассе, впоследствии названной Дорогой жизни.

Эвакуация из Ленинграда

Активные действия авиации противника приводили к тому, что лишь немногим кораблям с большим трудом удавалось достигать западного берега Ладоги. На восточном же берегу вблизи Волхова и Гостинополья скопились горы продовольствия, столь необходимого Ленинграду. Для решения этой проблемы 13 октября 1941 года Попков прибыл в Новую Ладогу. Самолеты врага в этот день бомбили речной порт и склады, однако Петр Сергеевич сумел организовать митинг, на котором обратился к собравшимся с простой, но убедительной речью: «Вы знаете, что в Ленинграде норма снижена в третий раз. Рабочие получают четыреста грамм, служащие и дети по двести. Четыреста грамм нашего хлеба – это чуть больше пятисот калорий…

Я ни в чем вас не стараюсь убеждать, но дело обстоит так: если еще несколько дней не будет доставлено через Ладогу зерно, Ленинград не получит ни грамма хлеба. Военный совет фронта, флот, партийный комитет и городской совет поручили мне сказать вам, что сейчас жизнь Ленинграда в ваших руках». Призыв возымел действие. В ближайшие дни часть продуктов с затоваренных складов удалось приготовить к отправке в Ленинград, но ситуация вновь осложнилась с наступлением зимы. Водное сообщение оказалось прерванным.

К счастью, из-за рано наступивших холодов 14 октября установился устойчивый ледяной покров, и 20 ноября на лед Ладожского озера вышел конный обоз, а еще через два дня на едва окрепшем льду появились первые машины. Началась невиданная ранее работа ледовой трассы «Дорога жизни».

Эвакопункт на станции Борисова Грива

19 ноября 1941 года Попков, и ранее курировавший вопросы эвакуации, возглавил специально созданную комиссию. 2 декабря на станции Борисова Грива был организован эвакопункт, на который ежедневно прибывали один-два эшелона с эвакуированными. Тем не менее к 22 января 1942 года по ледовой дороге выехало всего 36 118 человек.

Столь же неутешительно выглядела ситуация со снабжением осажденного города. Количество ежедневно потребляемых ленинградцами продуктов с сентября по ноябрь сократилось с 2100 до 510 тонн в день. Перевозки через Ладогу лишь частично восполняли запасы, сокращавшиеся с катастрофической скоростью. В ноябре – январе часто бывали дни, когда даже при норме пайка в 125–250 г хлеба оставалось лишь на два-три дня.

К продовольственному добавился топливный кризис. В обиход ленинградцев вновь, как и в период Гражданской войны, вошли небольшие печки – буржуйки (на город их приходилось около 135 тысяч).

Отсутствие топлива и электроэнергии срывало своевременную выпечку даже мизерных запасов хлеба. Один из таких случаев произошел в Петроградском районе, где на одном из хлебозаводов замерзли трубы. Чтобы спасти положение, Попкову пришлось мобилизовать около двух тысяч комсомольцев, которые, выстроившись цепочкой к Неве, сумели доставить на предприятие около четырех тысяч ведер воды. Завод возобновил работу, после чего эти же комсомольцы на санках развозили выпеченный хлеб по магазинам.

Английский историк Гаррисон Солсбери писал: «Попков был человеком исключительных способностей, энергии. В Смольном находился мало. Был обычно на заводах, электростанциях, на производственных участках, помогая в решении производственных проблем. Нервный. Вспыльчивый. Не всегда умеющий сохранять внешнее спокойствие».

Понимая, что первым шагом к смерти зачастую являются не только голод и холод, но уныние и одиночество, Попков принимал участие в создании комсомольских и рабочих бытовых отрядов, которые по мере возможностей пытались облегчить страдания ленинградцев. Об их эффективности Петр Сергеевич докладывал на очередном заседании Бюро ВКП(б): «В том же Кировском районе мы имеем такие факты: мать умерла, похоронили. Осталась старуха, у которой остались после дочери двое детей. Старуха больна, встать не может.

Обнаружили, что она лежит и своим телом согревает двух ребят. Им принесли хлеб, вымели комнату, отеплили ее, и старуха и дети ожили. Одну девочку отправили в детдом, другая осталась с бабушкой, и они уже сами вдвоем в состоянии ходить за хлебом. Эту человеческую заботу, внимание со стороны наших организаций нужно крепко поставить. От нее многое зависит… Если всю эту систему хорошо продумать, можно с уверенностью сказать, что результаты мы будем иметь лучшие, чем мы имеем на сегодняшний день, и, кроме спасибо за заботу, за человеческое отношение, нам ничего не скажут».

Очередь за хлебом в блокадном Ленинграде

Захват нашими войсками Тихвина позволил сократить путь, по которому продовольствие доставлялось к восточному побережью Ладожского озера; советская авиация и ПВО сумели более или менее надежно прикрыть Дорогу жизни с воздуха. Движение по ледовой трассе постепенно наладилось, и это дало возможность Ленсовету увеличить топливные и продовольственные резервы.

(Окончание следует… )

Когда поздним вечером 25 октября 1917 года толпа ворвалась в Малую столовую Зимнего дворца и Антонов-Овсеенко заявил:

– Объявляю всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы, – ему, наверное, было не очень удобно смотреть в глаза тем, у кого он пришел отобрать власть и арестовать. По крайней мере, одному из министров – точно. Потому что министр юстиции Павел Малянтович, которого предстояло арестовать, вообще-то являлся личным другом Антонова и несколько лет назад прятал его на своей квартире от царской охранки. А еще этот «министр-капиталист» вообще-то при царском правительстве состоял, можно сказать, штатным адвокатом большевиков и прочих эсдеков, хоть и состоял в РСДРП(м).

Вообще, конечно, очень интересно, что испытывали «министры-капиталисты» в советские годы, когда с одной стороны, их склоняли как буржуев и ретроградов и арестовывали в фильме «Ленин в октябре», а с другой отмечали советскими наградами. Не всех, конечно, но вообще с этими «министрами-капиталистами» получилось занятно.

Дальнейшие судьбы 15-ти арестованных 25 октября 1917 года в Зимнем дворце министров из последнего состава Временного правительства сложились, например, так:

Министр торговли и промышленности, заместитель Керенского, кадет Александр Коновалов, в начале 1918 года был освобожден из-под ареста большевиками, после чего уехал во Францию. Больше в Россию/СССР не возвращался, был активным общественным деятелем русской эмиграции, помогал устроиться другим. В оды Второй Мировой войны занимал антифашистскую позицию, хоть и не принимал непосредственного участия в Сопротивлении, а наоборот, перебрался в США.

Министр труда Кузьма Гвоздев до того как попал во Временное правительство работал слесарем и занимался профсоюзной деятельностью, состоя в партии меньшевиков. Министром он успел пробыть ровно один месяц. Его отпустили из-под ареста через три дня. В дальнейшем, в годы Гражданской войны, принимал участие во всех возможных организациях, выступавших по рабочему вопросу против большевиков. В 1920 году большевики его таки уговорили не тратить время попусту, а заняться каким-нибудь полезным для рабочих делом

. После чего до 1931 года Кузьма Антонович работал в разных учреждениях кооперации, нормирования труда, вплоть до высших постов в ВСНХ. В 1931 году, когда начали искать врагов, вспомнили, что Гвоздев – меньшевик, после чего на процессе «Союзного бюро меньшевиков» ему влепили 10 лет. Когда 10 лет закончились, дали еще 8. Он отсидел от звонка до звонка, причем первый срок частично в одиночке, читая «Капитал» Карла Маркса. Дожил до 1956 года на поселении в Красноярском крае.

Министр путей сообщения Александр Ливеровский был слишком ценным кадром, чтобы его долго держали в Петропавловской крепости. Поэтому его тоже отпустили, несмотря на то, что он сначала наотрез отказался сотрудничать с большевиками. Но «никогда не говори никогда». С 1922 года Ливеровского все-таки уговорили заняться работой по профилю – в наркомате путей сообщения. Каганович постоянно советовался с Ливеровским и по вопросам проектирования железных дорог, и метро.

 С марта 1933 по март 1934 года находился под арестом, но так как кому-то надо было советские железные дороги стоить – его отпустили. И не зря. Потому что «Дорогу жизни» из осажденного Ленинграда проектировали при активном участии 74-летнего Ливеровского. Родина оценила его труды орденом Ленина, Трудового Красного знамени и Красной Звезды.

А вот Начальник обороны Зимнего дворца Петр Пальчинский от чести быть награжденным орденом Красного Знамени отказался. Потому что это, конечно, очень интересно, получить высший орден республики, которая вот прямо только что держала тебя под арестом в заложниках.

Вообще, конечно, занятно: все, и в царской России, и в РСФСР знали, что Пальчинский – один из лучших горных инженеров и вообще толковый технический специалист. И при этом что при царе ему постоянно маячила каторга за участие в революции 1905 года, что при большевиках, как буржуй он постоянно арестовывался и сидел в заложниках. Вплоть до того, что Кржижановский посылал в ЧК вот такие бумаги:

«…Ввиду того, что постоянный консультант Госплана инженер П. А. Пальчинский 18 января с. г. в три часа дня выступает в качестве докладчика в Южбюро по вопросу о восстановлении южной металлургии, имеющей особо важное значение в настоящий момент, президиум Госплана просит Ревтрибунал освободить тов. Пальчинского к указанному выше часу для исполнения возложенного на него поручения…»

На доклад прямо из-под ареста – как вам такое!

Тем не менее, Пальчинский проработал до 1929 года. Один из самых главных его трудов на благо республики – участие в разработке плана ГОЭЛРО. Что не помешало ОГПУ обвинить его во “вредительстве на железнодорожном транспорте и в золото-платиновой промышленности” и приговорить к высшей мере социальной защиты.

Не менее занятна и судьба министра юстиции Павла Малянтовича. Когда в 1937 году снимали «Ленин в Октябре», то во время съемки возник вопрос о том, какие ордена носил Керенский:

«…— Это кто-нибудь выяснил? — спросил Ромм у членов съёмочной группы.
В наступившей тишине раздался уверенный голос:
– Александр Фёдорович носил только университетский значок, а адъютантов у него было два.
– А вы откуда знаете? — удивился Ромм.
– К вашему сведению, – раздался ответ одного из членов массовки , – я бывший министр Временного правительства Малянтович …»

Собственно, именно себя он и сыграл в этом самом фильме.

А еще именно он, как министр юстиции, в соответствии с законами Российской империи подтвердил в июле 1917 года ордер на арест Ленина. А заодно предупредил самого Ленина, что того собрались арестовать. После ареста Временного правительства был освобожден и привлечен к работе в советских учреждениях, несмотря на все имеющиеся политические разногласия.

Работал в ВСНХ, Главкопутипросвете, Всероссийской коллегии адвокатов. Начиная с 1930 года, его несколько аз арестовывали, но каждый раз в ОГПУ приходили старые большевики, заступавшиеся за бывшего министра Временного правительства и адвоката революционеров при царе.

Некому заступиться стало в 1937 году, через несколько месяцев после съемки «Ленина в Октябре». Но в отличие от многих Малянтович так и не сломался и ни шпионом, ни троцкистом, ни контрреволюционером себя не признал:

«…Я намерен сегодня сказать то же, что скажу завтра и послезавтра, — что никогда контрреволюционной деятельностью не занимался, ни в каких контрреволюционных организациях не состоял и ими не руководил…»

Председатель Главного экономического комитета Сергей Третьяков был внуком одного из основателей Третьяковской галереи. И уж он на самом деле заслужил прозвище «министра-капиталиста», в отличие от своих коллег по последнему составу Временного правительства. Но и его большевики отпустили, из-под ареста, хоть и продержали дольше других: до конца февраля 1918 года.

Потом Третьяков перебрался к Колчаку и там боролся с большевиками, пока не стало понятно, что в Гражданской войне белым не победить. После этого Третьяков уехал во Францию и там, через несколько лет принял решение работать на советскую разведку. И если у него и имелись какие-то грехи перед Советской властью, то он их искупил полностью.

Потому что он работал на советскую разведку до самого конца. Вплоть до того момента, когда в 1942 году за ним не пришли гестаповцы. 16 июня 1944 года бывший московский купец, министр Временного правительства и советский разведчик Сергей Третьяков был расстрелян в концлагере Заксенгаузен.

Вот такие судьбы у министров. Кстати, большинство из тех 15-ти арестованных в ночь с 25 на 26 октября 1917 года нашли свое место при Советской власти. Взялись за них уже потом, когда в Стране Советов начался слишком активный поиск врагов по поводу и без повода